Савин Иван Иванович (наст. фамилия Саволайнен, в эмиграции он изменил ее
на Саволаин) (29.08[11.09].1899—12.07.1927), поэт-монархист. Отец его был
финн, мать — гречанка, в роду которой были также русские и молдаване.
Детство и юность Савина прошли в городке Зеньков Полтавской губ. Окончив
гимназию, он пошел добровольцем в кавалерию армии генерала Деникина и в
1919—21 воевал в рядах белгородских улан на Дону, Кубани и в Крыму. Четыре
его брата-белогвардейца погибли во время гражданской войны: двое были убиты
в боях, двое расстреляны в Крыму. Их смерть Савин отметил глубоко
лирическими стихами. После поражения Добровольческой армии больной тифом
Савин не смог эвакуироваться из крымских портов с войсками генерала
Врангеля. В джанкойском железнодорожном лазарете его взяли в плен красные.
После 2-летнего пребывания в плену ему удалось бежать в Петроград и
благодаря финскому происхождению получить разрешение на выезд в Финляндию. В
Гельсингфорсе ему пришлось заниматься физическим трудом. Свободное время
Савин посвящал литературе; писал стихи, прозу, статьи, печатался в
эмигрантской периодике. В эмиграции сразу же приняли Савина, оценив его
талант и его твердые политические убеждения, не допускавшие сомнений в том,
что исход русской революции для России трагичен. Творческое наследие «поэта
Белой мечты» (так называли Савина критики) невелико, оно отражает только
5-летний зарубежный период его жизни: 1922—27. В 1926 вышел единственный
поэтический сборник Савина «Ладанка». 2-е, дополненное издание «Ладанки»
вышло в США в 1958, а к 60-летию со дня смерти вдова С. Л.
Сулимовская-Савина издала книгу «Только одна жизнь. 1922—1927» (1988),
включившую стихи и прозу, перепечатанную из эмигрантской периодики 1920-х.
Савина считают одним из самых любимых авторов первой эмиграции. Поэзия и
проза Савина автобиографичны и объединены темой любви к дореволюционной
России: битва за нее, потеря ее и тоска по ней на чужбине. Для творчества
Савина характерны черты романтизма, а в любовной лирике встречаются
импрессионистские строки с блоковским и настроением и символикой (глаза,
кольца, вино). В основном критики писали о гражданственности Савина и о его
трагической жизни и ранней смерти. Ни в поэзии, ни в прозе Савин не открывал
новых путей, но он сумел с предельной искренностью выразить чувства верности
и долга, а пафос героики роднит его с Гумилевым. В некрологе о Савине «Наш
поэт» И. Бунин писал, что «лик Белого Воина будет и богом и Россией
сопричастен к лику святых».
Использованы материалы сайта Большая энциклопедия
русского народа
Возмездие
Войти тихонько в Божий терем
и, на минуту став нездешним,
позвать светло и просто: Боже!
Но мы ведь, опытные, не верим
святому чуду. К тайнам вешним
прильнуть, осенние, не можем.
Дурман заученного хохота
И отрицанья абсурд багровый
Над нами властвовали строго.
В нас никогда не пело эхо
Господних труб. Слепые совы
В нас рано выклевали Бога.
И вот он, час возмездья темный,
За жизнь без подвига, без дрожи,
За верность гиблому безверью
Перед иконой чудотворной,
За то, что долго терем Божий
Стоял с оплеванною дверью.
Законы тьмы неумолимы
Законы тьмы неумолимы.
Непререкаем хор судеб.
Все та же гарь, все те же дымы,
Все тот же выплаканный хлеб.
Мне недруг стал единоверцем:
Мы все, кто мог и кто не мог,
Маячим выветренным сердцем
На перекрестках всех дорог.
Рука протянутая молит
О капле солнца. Но сосуд
Небесной милостыни пролит.
Но близок нелукавый суд.
Рука дающего скудеет:
Полмира по миру пошло...
И снова гарь, и вновь тускнеет
Когда-то светлое чело.
Сегодня лед дорожный ломок,
Назавтра злая встанет пыль,
Но так же жгуч ремень котомок
И тяжек нищенский костыль.
А были буйные услады
И гордой молодости лёт...
Подайте жизни, Христа ради,
Рыдающему у ворот!
Кипят года...
ипят года. В тоске смертельной,
Захлебываясь на бегу,
Кипят года. Твой крестик тельный
В шкатулке крымской берегу.
Всю ночь не спал ты. Дрожь рассвета
Вошла в подвал, как злая гарь
Костров неведомых, и где-то
Зажгли неведомый фонарь,
Когда, случайный брат по смерти,
Сказал ты тихо у окна:
«За мной пришли. Вот здесь, в конверте,
Мой крест и адрес, где жена.
Отдайте ей. Боюсь, что с грязью
Смешают Господа они...» –
И дал мне крест с славянской вязью,
На нем – «Спаси и сохрани».
Но не спасла, не сохранила
Тебя рука судьбы хмельной.
Сомкнула общая могила
Свои ресницы над тобой...
Кипят года в тоске смертельной,
Захлебываясь на бегу.
Спи белым сном! Твой крестик тельный
До белой тризны сберегу.
Оттого высоки наши плечиОттого высоки наши плечи,
А в котомках акриды и мед,
Что мы, грозной дружины предтечи,
Славословим крестовый поход.
Оттого мы в служенье суровом
К Иордану святому зовем,
Что за нами, крестящими словом,
Будет воин, крестящий мечом.
Да взлетят белокрылые латы!
Да сверкнет золотое копье!
Я, немеркнущей славы глашатай,
Отдал Господу сердце свое...
Да приидет!... Высокие плечи
Преклоняя на белом лугу,
Я походные песни, как свечи,
Перед ликом России зажгу.
Я - Иван, не помнящий родстваЯ - Иван, не помнящий родства,
Господом поставленный в дозоре.
У меня на ветреном просторе
Изошла в моленьях голова.
Все пою, пою. В немолчном хоре
Мечутся набатные слова:
Ты ли, Русь бессмертная, мертва?
Нам ли сгинуть в чужеземном море!?
У меня на посохе - сова
С огневым пророчеством во взоре:
Грозовыми окликами вскоре
Загудит родимая трава.
О земле, восставшей в лютом горе,
Грянет колокольная молва.
Стяг державный богатырь-Бова
Развернет на русском косогоре.
И пойдет былинная Москва,
В древнем Мономаховом уборе,
Ко святой заутрене, в дозоре
Странников, не помнящих родства.
НОВЫЙ ГОД
Никакие мятели не в силах
Опрокинуть трехцветных лампад,
Что зажег я на дальних могилах,
Совершая прощальный обряд.
Не заставят бичи никакие,
Никакая бездонная мгла
Ни сказать, ни шепнуть, что Россия
В пытках вражьих сгорела до тла.
Исходив по ненастным дорогам
Всю бескрайную землю мою,
Я не верю смертельным тревогам,
Похоронных псалмов не пою.
В городах, ураганами смятых,
В пепелищах разрушенных сел
Столько сил, столько всходов богатых,
Столько тайной я жизни нашел.
И такой неустанною верой
Обожгла меня пленная Русь,
Что я к Вашей унылости серой
Никогда, никогда не склонюсь!
Никогда примирения плесень
Не заржавит призыва во мне,
Не забуду победных я песен,
Потому что в любимой стране,
Задыхаясь в темничных оградах,
Я прочел, я не мог не прочесть,
Даже в детских прощающих взглядах
Грозовую, недетскую месть.
Вот зачем в эту, полную тайны,
Новогоднюю ночь, я чужой
И далекий для вас и случайный,
Говорю Вам: крепитесь! Домой
Мы придем! Мы придем и увидим
Белый день. Мы полюбим, простим
Все, что горестно мы ненавидим,
Все, что в мертвой улыбке храним.
Вот зачем, задыхаясь в оградах,
Непушистых, не-русских снегов,
Я сегодня в трехцветных лампадах
Зажигаю грядущую новь.
Вот зачем я не верю, а знаю,
Что не надо ни слез, ни забот,
Что когда-нибудь к милому краю
Нас Господь наконец приведет. ----------------------------
Когда палящий день остынет
И солнце упадет на дно,
Когда с ночного неба хлынет
Густое, лунное вино,
Я выйду к морю полночь встретить,
Бродить у смуглых берегов,
Береговые камни метить
Иероглифами стихов.
Маяк над городом усталым
Откроет круглые глаза,
Зеленый свет сбежит по скалам,
Как изумрудная слеза.
И брызнет полночь синей тишью.
И заструится млечный мост...
Я сердце маленькое вышью
Большими крестиками звезд.
И, опьяненный бредом лунным,
Ее сиреневым вином,
Ударю по забытым струнам
Забытым сердцем, как смычком...
Укиё-э Происхождение термина. Специфический вид изобразительного искусства
|
