ПАВЛУША–ПЕРЕКАТИ-ПОЛЕ

    На берегу синего моря, под горушкой на пригорушке, стояла деревенька, а на краю, почти у самого берега, изба. В той избе жили-были сынок Павлуша и матушка его Настюша. Отец Павлуши, Данила-рыбак, ушёл как-то в море на лов, да так из бурного моря и не вернулся.

В Данилиной избе стоял большой дедовский сундук разноцветными красками расписанный и серебряными крестами окованный. И на том сундуке висел пудовый замок.

Ходит Павлуша вокруг сундука, на птиц да на рыб писаных смотрит, кресты серебряные разглядывает. Хочется ему узнать, что в том сундуке лежит, какое сокровище в нём хранится? Вот и спрашивает Павлуша у матушки:

– Скажи мне, матушка, покажи мне, родимая, что в нашем сундуке хранится?

– Рано тебе знать про то, сыночек. До отроческого возраста дорастёшь, тогда и покажу-расскажу.

Когда исполнилось Павлуше двенадцать лет, взяла Настюша ключ за божницей, открыла пудовый замок на сундуке, крышку, крестами серебряными окованную, подняла. Видит отрок, на дне сундука три вышитых платочка, в узелки завязанные, лежат, а больше и нет ничего.

– Вот наше сокровище, – говорит матушка Павлуше.

– Какое-такое сокровище?

– Наши родовые пуповины: твоя, моя и отца твоего, Данилы.

– А зачем они здесь хранятся?

– А для того, сыночек, они хранятся, чтобы нас никаким лихолетьем от родной земли не оторвало.

Закрыла Настюша сундук, пудовый замок навесила, а ключ за божницу положила.

Прошло время. Вырос Павлуша матери на радость, девицам на загляденье. Стал с артелью в море ходить, рыбу ловить. Уже себе и невесту присмотрел, Натальюшку, думал по осени свадьбу с ней сыграть, даже обручился со своей избранницей. Да тут, как на грех, корабль заморский к пристани причалил. Прямо на том корабле купец чужеземный открыл лавку с товарами невиданными и давай свое добро на наше менять. Потянулся народ в лавку за тем, за сем. Кто рыбу несёт, кто меха, а кто и полотна рукодельные.

Пошёл в лавку и Павлуша. Кафтан себе на рыбу вяленную выменял, сапоги – на рушники матушкины. Захотел он и порты себе заиметь – больно уж они ему понравились. Синие такие, яркой строчкой отстроченные, с карманами накладными. Да купец не согласился штаны на простое добро менять.

– А что же ты за те порты хочешь? – спрашивает у купца Павлуша.

– Те штаны я меняю только на родовую пуповину, – отвечает заморский купец. – Принеси свою пуповину, порты и получишь.

Идёт Павлуша из лавки по берегу и сам себе думает: «Сколько лет моя родовая пуповина на дне сундука лежит, а толку от неё никакого. Что её беречь? Возьму-ка я пуповину свою да обменяю на порты, которые мне так полюбились. Хоть какая-то он неё польза будет».

Пришёл домой, взял ключ за божницей, открыл пудовый замок, поднял крышку сундука, достал узелок со своей родовой пуповиной да и понёс её в лавку к заморскому купцу. Тот как увидел узелок расшитый, прямо из рук Павлуши его выхватил, за пазуху к себе спрятал, словно сокровище какое, а синие порты парню в пустые руки скоренько сунул.

– А еще у тебя родовая пуповина есть? – спрашивает.

– Есть, – отвечает Павлуша. – Только она не моя, а мамкина. Не могу на неё меняться.

Как только Павлуша со штанами на берег спустился, заморский купец тут же свою лавку закрыл, снял корабль с якоря, поднял паруса и в свою страну, что за морем лежит, отправился. За каждую пуповину родовую, из-за моря привезённую, богатое вознаграждение получал купец, больше всякой прибыли, вот и спешил он поскорее к себе домой.

А Павлуша идёт домой со штанами новыми подмышкой, и так ему легко шагается, что всех прохожих он по пути обгоняет. Прибежал, надел всё новое и на праздник в соседнее село пошёл – Натальюшку свою посмотреть, себя в обновках показать. Идёт Павлуша по дороге, словно на крыльях летит, ног под собой не чует. Смотрят на него люди и диву даются. Никогда они не видели, чтобы человек так быстро по земле ходил да так высоко на каждом шаге подпрыгивал. А как пошёл Павлуша в пляс на празднике деревенском, так и вовсе выше ёлок да берёз подскакивать начал. Натальюшка сначала посмеялась над ним, а потом встревожилась, что это с её суженым стало? А он знай веселиться, народ потешает да обновам своим радуется. Особенно штанам синим со строчкой яркой.

С того дня Павлушу словно подменили. Стал он о заморской жизни мечтать да чужие страны хвалить. Матушка ему про своё, житейское, толкует, а он всё перечит да заморские товары похваливает. Натальюшка цветиками да берёзоньками любуется, а Павлуша перед нею знай штанами синими хвастает. Артельщики перестали его в море брать, из лодки-то Павлушу ветры выдувать стали. В бурю даже привязывать рыбака пришлось.

Сидит он дома, мается, всё ему родное не в радость. А тут ещё один корабль заморский к пристани подошёл – запас воды пополнить. Увидел в окно Павлуша паруса чужестранные, обновки свои на себя нацепил и бегом на берег. Прибегает на корабль и просит хозяина взять его с собой – на жизнь заморскую посмотреть.

– Хорошо, – говорит хозяин, – возьму. Только мы отчаливаем сейчас же.

Так и покинул Павлуша родную землю без матушкиного благословеньица, без Натальюшкиного прощеньица.

Приплыл он в страну заморскую, вышел на берег, а ходить по земле той не может: куда ветер подует, туда его и несёт. Пытался он поначалу за ветки да за травы хвататься, всё равно ветер его по земле кубарем катит. Ни отдыху Павлуше, ни передышки. Носило-носило парня по земле заморской и на поле дикое принесло. Катится Павлуша по полю и видит, что на нём таких людей, как он сам, видимо-невидимо. Да только они уже и не люди вовсе, а так, трава-травой, что перекати-полем называется. Окинул Павлуша себя взглядом – да он и сам таков: руки-ноги сухими стеблями скрючились, пальцы между собой заплелись-запутались. Как налетит ветер, все друг за дружку хватаются, чтобы хоть как-то у земли удержаться. А кто не успеет за соседей ухватиться, того ветром уносит и на былиночки рвёт. Так и остался Павлуша перекати-полем в этом краю чужеземном.

А матушка его Настюша и невеста его Натальюшка прознали от людей, что уплыл он на чужом корабле. Погоревали они, погоревали и стали мудрых людей искать, у них совета спрашивать, как вернуть Павлушу на родину.

Однажды указали Настюше на старика, который живёт в лесу и знает язык птиц, зверей и даже трав, может быть, он сможет что-то о Павлуше выведать. Выслушал старик Настюшу, узнал про её горе и пошёл на лесную поляну. Через три дня и три ночи старик вернулся и говорит:

– Растут у нас травы, что выросли из заморских семян, – их перелётные птицы сюда занесли. Рассказали мне эти травы, что есть в заморской стране место, на котором живут люди–перекати-поле. Это все те, которые свою родовую пуповину утратили и от родной земли оторвались. На том поле и надо искать Павлушу, если ветры ещё не разорвали его на былиночки.

Вернулась Настюша домой, рассказала Натальюшке. А та и говорит:

– Один был у меня жених, один суженый. Никого другого мне не надо. Поплыву я за море искать Павлушу. Верну его домой живого или мёртвого.

Снарядила Натальюшка лодочку, белый парус поставила. Поклонилась до земли отцу с матушкой, поклонилась в пояс Настюше и за море отправилась. Трудно пришлось Натальюшке одной через синее море переплывать, но заморского берега она достигла. Спрятала девица в укромном месте лодочку, взяла мешок парусиновый и пошла по чужеземному берегу Павлушу искать. Долго ли, коротко ли шла Натальюшка, но набрела-таки на огромное поле, всё сухою травою, словно шарами какими, заваленное. Присмотрелась девица и людей в той траве распознала. Ходит она между перекати-полем, горючие слёзы льёт. Плачет Натальюшка  да приговаривает:

– Отзовись, мой жених Павлушенька!

Откликнись, мой суженый ненаглядный!

Увезу тебя я к милой матушке.

Доставлю тебя к родному берегу.

Вдруг слышит Натальюшка, по траве будто стон прошёл. Остановилась-присмотрелась, и в травяном шаре, что за её подол зацепился, Павлушу своего узнала. Положила девица своего жениха в мешок парусиновый, а парень-то легче пуха! Как дошла до лодочки, то мешок крепко-накрепко к скамье привязала и через море синее домой добралась. Принесла Натальюшка Павлушу домой прямо в мешке и к ногам Настюши положила. Смотрят они на перекати-поле и не знают, как его к человеческой жизни вернуть.

Опять пошла Настюша в лес к старику, – что он посоветует? Вышел старик на поляну – с травами поговорить, спрашивает у травы некошеной, можно ли человеку, который перекати-полем стал, прежний образ вернуть? Не было старика три дня и три ночи. Наконец вернулся он в свою избушку и говорит:

– Чтобы сыну твоему, Настюша, к жизни вернуться, нужно ему сначала в земле укорениться. Посади его, как куст садят, в землю родную и полей его водой от трёх степных озёр, от трёх горных ледников и от трёх колодцев в пустыне. Если зазеленеет перекати-поле, свежие листики выпустит и в рост пойдёт, травы мне подскажут, что дальше делать.

Вернулась Настюша домой, говорит Натальюшке – так и так. Посадили они Павлушу–перекати-поле под окошком. Собралась Натальюшка в дальний путь, ведёрко взяла и пошла за водой, на которую травы указали. Трудными дорогами шла девица, пока добралась до трёх степных озёр, потом до трёх горных ледников, и ещё до трёх колодцев в пустыне. Едва успела к весне домой вернуться.

Взяла Настюша ведёрко с животворной водой и под кустик перекати-поля всю водицу и вылила. Зазеленел кустик прямо у них на глазах, мелкие листочки выпустил, в рост пошёл и стал ростом с Павлушу.

Смотрят на перекати-поле зелёное матушка с Натальюшкой, а сами и радуются, и плачут, что дальше с Павлушей делать, не знают.

Снова пошла Настюша в лес к старику, снова ушёл он к травам на три дня и три ночи, а когда вернулся в избушку свою, то матушке поведал:

– Травы говорят, что Павлуша может человеком стать, если вернётся к нему его родовая пуповина.

Помолчал старик, а потом добавил:

– Или если кто-то за него жизнь свою отдаст.

Пришла Настюша домой, глубокую думу думает, ничего Натальюшке не говорит. Где искать родовую пуповину сыновнюю, никто теперь не знает. Проще жизнь свою, материнскую, за его жизнь отдать. И как только решила Настюша свою жизнь за сыночка положить, тут же занемогла. На следующий день слегла она в постель, хворь стала матушку одолевать. Натальюшка совсем перешла к Настюше жить и стала за ней ухаживать.

Слабеет Настюша день ото дня, а куст перекати-поля всё больше на человека походит. Вот уже и лицо Павлушино видно, вот уже и плечи, и руки его. Говорить стал Павлуша. Смотрит он через окошко на матушку, прощения у неё за всё просит. А подойдёт к нему невеста, у Натальюшки просит прощения. И всё приговаривает:

– Как же это я, непутёвый, свою родовую пуповину в чужие руки отдал? Вот бы чудо случилось, и вернулся сюда купец заморский, я бы у него пуповину-то свою назад забрал!

А купец заморский, до своей-то страны так и не доплыл. Жаден был больно вот и носился по морю из краю в край. К разным землям купец причаливал да у простаков их пуповины родовые выманивал. А напоследок решил он снова к Павлушиной деревеньке вернуться. Не давала ему покоя та пуповина, про которую Павлуша упоминал.

Тем временем настал день, когда Павлуша под окном во всём своём обличье стал, только оторваться от земли не может. Глядит сынок в окошко на хворую матушку, видит, как она, слабенькая, ему радуется, да и догадался, что Настюша свою жизнь за него отдаёт. А матушка-то и впрямь дышит всё реже и реже.

И вдруг заметил Павлуша в синем море корабль заморский, тот самый, на котором купец портами проклятыми торговал. Рванулся Павлуша изо всех сил, одну ногу от земли оторвал, потом другую, сделал шаг и к берегу пошёл. Тяжело шёл парень, ноги стопудовые едва переставлял, но как раз поспел в тот миг, когда заморский корабль к пристани причалил. Взошёл Павлуша на палубу, схватил купца за ноги да так его потряс, что у того вышитый платочек, узелком завязанный, из-за пазухи и выпал. Купец хлипкий-то оказался – от страха у него и дух вон. Да туда ему и дорога, чтоб на чужое добро не зарился и счастья людского не разорял.

А Павлуша поднял свою родовую пуповину и домой стремглав побежал. Прибегает и видит, что матушка с постели поднимается жива-здоровёхонька, а Натальюшка угощение на стол готовит. Павлуша обнял матушку, поцеловал Натальюшку, а потом достал за божницей ключ, открыл им пудовый замок на сундуке, поднял расписную крышку, серебряными крестами окованную, и положил на дно сундука заветный узелок. А после свадьбы появился на дне сундука ещё один узелок – Натальюшкин.

Павлуша снова стал в море с артелью ходить, рыбу ловить, а когда у него сыновья и дочери подросли, то детям своим заповедал:

– Любите родную землю пуще заморской, чтобы перекати-полем не стать.

ДЕВИЦА-ПОЛЯНИЦА