Я видел, я слышал, я знаю - во вздохе пустыни,
В дубравах остывших, бушующим ветром раздетых,
Где вереск сцепился корнями с травою полынной,
Где лунное тело плывет над заблудшей планетой,
Под блеском мерцающих звезд мне явился Всевышний.
И в страхе я пал на колени, сиянью внимая,
Как бренный листок я дрожал и дышал еле слышно.
А Он говорил о Небесном: об аде и рае.
Я только песчинка, носимая ветром вселенским.
Способно ли вникнуть творенье в деяния Бога?
Но Словом, стремящимся к сердцу, извечным и веским,
Всевышний меня убедил собираться в дорогу.
Сказал Он: «Авраам, предо Мною ходи непорочно.
Ты станешь отцом многочисленных сильных народов.
Размножу тебя, и как звезды, плывущие ночью,
Под куполом синим, изведали глубь небосвода,
Потомки Авраама познают Творца мирозданья.
Я буду их Богом, они - моим верным народом".
Покинул я дом, не предвидя последствий заранее.
Вселился в шатры, привыкая к степям и походам.
Воздвигнул я жертвенник Богу в зеленой дубраве,
И Он обещал плодородные земли Ханаана.
Мой Бог, для чего? Овладеть ими буду не вправе.
На сердце рубцом никогда не затянется рана.
Бесплоден. В глазах соплеменников, будто бы проклят.
Покрыты позором пустые года и седины.
Я пью эту горечь без меры, но холодно смотрят,
Лишь звезды, в мечтанья мои о наследнике - сыне.
Во сне ль, наяву, только помню, как я погрузился,
Во мрак, что чернее густой беспросветности ночи.
И Бог всемогущий над ухом моим наклонился.
И глас приоткрытую будущность строго пророчил.
Я видел: народ черноглазый и темноволосый
Безмерно томился трудами в Египетском плене,
Как колос под острым серпом, что полег при покосе,
Народ погибает. Но близок и час избавленья.
Я горлицу, овна, козу приготовив для жертвы,
Рассек пополам, подтверждая готовность к Завету.
Но сам от испуга на землю свалился, как мертвый.
Увидев огонь, я боялся быть жаром задетым.
А пламя, сошедшее с неба, прошлось меж животных.
Я видел могущество Вечности краешком глаза.
"Мой благостный Бог, для Тебя совершу что угодно,
Чтоб волю твою исполнять, не споткнувшись ни разу!"
Но грешен и слаб человек, а его обещанья,
Как дым, что развеет по полю нахлынувший ветер.
Не выдержал я, отведенного мне испытанья.
От глада бежал, но попал в фараоновы сети.
Я ложью и трусостью имя Господне порочил,
Жену свою Сару, прилюдно сестрой называя.
Но Бог обещанье сдержал. Я увидел воочию,
Что Он, оступившихся в пропасть, из бездны спасает.
О, бедная Сара, послушная мужу-владыке.
До старости ты не утратила гибкости стана.
С тобой не сравнятся красавиц изысканных лики.
И с жаждой объятий к тебе я стремлюсь неустанно.
Но как бесконечно несчастно красивое тело.
Страдая, в желании познать теплоту материнства,
Ты вместо себя предлагаешь служанку, несмело,
В надежде на сына. Но разве предвидишь бесчинство,
Той женщины, что между нами соперницей встанет?
И все же, родившей наследника мне - Измаила.
Но слышу я Бога, сознанье мое, как в тумане:
"Не тот, что обещан был Мной. Для чего поспешила?"
Куда мне спешить, сединой убеленному старцу?
Вдруг, вижу трех путников, сшедших неслышно в долину.
"Зайдите в мой дом и позвольте для вас постараться.
Шатер для пришельцев моих я радушно раскину".
А сердце, как агнец, в груди моей старческой блеет:
"То Божьи посланцы. Всевышний тебя не оставил.
Несите в шатер угощенье. Скорее! Скорее!
Сегодня случится со мной - исключенье из правил".
Нам Гость обещает рождение сына Исаака.
Смеется, не верит ему неразумная Сара.
Но звезды на небе чредой выплывают из мрака,
И вьются зарницы, искрят языками пожара.