ПЕТРОВЫХ, МАРИЯ СЕРГЕЕВНА (1908-1979) – поэт, переводчик.
Родилась 13 (26) марта в Норском Посаде под Ярославлем. Первые
стихи написала в 6 лет. Впоследствии отозвалась о своем раннем опыте:
«Я восприняла это как чудо, и с тех пор все началось, и мне кажется, мое
отношение к возникновению стихов с тех пор не изменилось». С 15 лет
посещала собрания Союза поэтов в Ярославле. Окончила Высшие литературные
курсы в Москве (одновременно с А.Тарковским). Поэзию М.Петровых высоко
ценили А.Ахматова, О.Мандельштам, Б.Пастернак. О стихотворении Назначь мне свиданье на этом свете
А.Ахматова отзывалась как о «шедевре лирики последних лет», «врожденный
поэтический голос» отмечал у М.Петровых А.Тарковский. О.Мандельштам
посвятил М.Петровых стихотворение Мастерица виноватых взоров. При жизни Петровых вышла единственная книга – Дальнее дерево
(Ереван, 1968), изданная при участии армянского поэта Левона Мкртчяна.
М.Петровых – мастер поэтического перевода. В ее переводах публиковалась
еврейская, болгарская, литовская, польская поэзия. Но наиболее
значительным трудом Петровых-переводчика стали переводы армянской
поэзии: драматическая поэма Н.Зарьяна Ара Прекрасный, стихотворения С.Купутикян, М.Маркарян, Г.Сарьяна, О.Туманяна. Под редакцией Петровых в Ереване была выпущена книга Армянская классическая лирика, Книга скорби
поэта-монаха Г.Нарекаци. В 1979, незадолго до смерти, М.Петровых
получила премию Союза Писателей Армении имени Е.Чаренца. Совместно с
Д.Самойловым, В.Звягинцевой вела семинар молодых переводчиков.
В собственном творчестве М.Петровых выделяла три периода, в
которые наиболее интенсивно писала стихи: начало 20–30-х годов
(юношеские стихи), конец 30-х – начало 40-х (предвоенная и военная
лирика), конец 60-х – начало 70-х годов. Создавая стихи периодами,
Петровых мучительно переживала поэтическое молчание, что отразилось в
частом обращении к теме «жестокого молчания», мук творчества. Молодым
поэтам Петровых советовала «домолчаться до стихов»: Одно мне хочется
сказать поэтам: / Умейте домолчаться до стихов. / Не пишется? Подумайте
об этом, / Без оправданий, без обиняков, / Не дознаваясь до жестокой
сути, / Жестокого молчанья своего, / О прямодушии не позабудьте, / И
главное – не бойтесь ничего (Одно мне хочется сказать поэтам…). Размышления о рождении слова из хаоса, отчаяния, погружения во тьму отразились в стихотворениях В минуту отчаянья, Пустыня – замело следы…. «Ни цветаевской ярости, ни ахматовской кротости», –
характеризовала свой поэтический путь М.Петровых. Поэзия Петровых лишена
страстного напора, лирической безмерности, свойственной творчеству
Цветаевой, – в то же время она не склоняется к намеренно приглушенной,
державно-величественной интонации Ахматовой. Петровых вырабатывает
собственную манеру, в которой тематическая скудость сочетается с
предельной точностью, графическим изяществом поэтического рисунка. В
литературе Петровых прежде всего ценила лаконизм, отточенность формы,
верность слова: «Дорожу в литературе лаконизмом, гармонией, скрытым
огнем».
Поэзия Петровых обращена к тайнам душевной жизни, ее
многообразным регистрам. Основные мотивы ее лирики – путь души, поиск
правды, неминуемость судьбы, «злая невзгода», выпавшая на долю
предвоенного и военного поколения. Уже в ранних стихах Петровых
предчувствует особость своей судьбы, невозможность «пройти наизусть»: Жизнь моя, где же наша дорога? / Ты не из тех, что идут наизусть. В диалог с жизнью, с судьбой вплетается признание творческой муки сладчайшей отрадой жизни (Стихов ты хочешь. Вот тебе).
Среди стихотворений 20–30-х годов много обращений к дочери, проникнутых
нежностью и теплотой женственности. В начале 30-х годов Петровых
посещает дачу М.Волошина в Коктебеле, с благодарностью воспевая
коктебельское раздолье в стихотворениях Мне вспоминаетсяБахчисарай, Нет, не поеду я туда. В поэме Карадаг
Коктебель предстает краем вдохновения и покоя, «пленительной землей»,
«адораем» – смешением ада и рая, сохранившим отпечатки древней борьбы
стихий.
Поэзия 30–40-х годов выразила боль трагедии: сталинский
террор, потери военного времени. В 1937, сразу после рождения дочери,
был репрессирован и приговорен к 5 годам лагерей муж Петровых библиограф
и музыкант В.Д.Гловачев, в 1942 он скончается в лагере. Петровых пишет о
30-х годах как о времени «безвинной неволи», называет тюрьму
«проклятьем родины», затмевающим ужасы сумасшедших домов и стихийных
бедствий (Есть много страшного на свете…). Вместе с тем,
стихотворения Петровых этого периода вынесены за скобки времени: о
сталинских лагерях поэт говорит как о неволе вообще, война с фашистской
Германией предстает в обобщенном образе «злого бедствия», пронзающего
болью человеческое сердце. За подобной отвлеченностью – не только
жестокая необходимость умолчания, но и библейская обобщенность,
всечеловечность описанной трагедии. Среди стихотворений Петровых военных
лет наиболее известны: Севастополь 42, Чистополь, Ядумала,что ненависть – огонь, Проснешься ли, уснешь – война, война... , Апрель 42.
Война в определении Петровых – «тоска, тоска», «спутник угрюмый»,
«проклятье». Мысли об «осиротевших берегах» родины, опустошении,
произведенном войной, сопровождаются неотвязной болью, душевными муками.
Не давая изображения кровавых сражений, жестокостей войны, Петровых
передает внутреннее страдание, «злую боль» лишений и потерь. В годы
войны Петровых оказалась в эвакуации в Чистополе, где ее соседом и
близким другом стал Б.Пастернак. В восприятии Петровых, как и в
восприятии многих ее современников, в том числе Б.Пастернака, война –
еще и очистительный период, «освобождающая война», с которой связаны не
только страдания, но и надежды на возрождение России. «Это было
трагическое и замечательное время. Это было время необычайной душевной
сплоченности и единства. Все разделяющее исчезло. Это было время
глубокого внимания друг к другу», – свидетельствовала М.Петровых в
записных книжках. Одухотворенная надеждой печаль – таково основное
настроение лирики Петровых военных лет.
Метафоры Петровых точно и тонко передают душевные движения,
неожиданно и глубоко раскрывают такие понятия, как судьба, ненависть,
ложь, правда... Так в стихотворении Дальнее дерево, говоря о
смятении, душевной смуте, поэт использует образ сходящего с ума,
дрожащего в безветренную погоду дерева. Тема неминуемой судьбы,
неизбежности участи блистательно выражена в почти афористичном по форме
стихотворении 1943 Говорят, от судьбы не уйдешь…, в котором
преобразуется расхожий поэтический сюжет единственности дороги, ведущей к
судьбе: у Петровых к судьбе ведет не одна, а все дороги. Не менее
сложным предстает в поэзии Петровых такое понятие как ненависть: Я
думала, что ненависть – огонь, / Сухое быстродышащее пламя / И что
помчит меня безумный конь / Почти летя, почти под облаками, / Но
ненависть – пустыня… (Я думала, что ненависть – огонь…).
В 60–70-е годы Петровых переживает взлет поэтического
дарования. Ее поэзия обращена к трагической судьбе одаренной личности,
роковым минутам отечества, горечи потерь. Много стихотворений этого
периода посвящено А.Ахматовой, Б.Пастернаку, О.Мандельштаму (День изо дня, из года в год.., Ахматовой и Пастернака…). В начале 60-х годов Петровых пишет стихотворение Плач китежанки,
в котором оплакивает гибель «ненаглядного Китежа» в годину «злых
невзгод». Вслед за А.Ахматовой, оплакавшей безвременный уход
современников, Петровых скорбит о гибели истинной России в мутных водах
кромешного времени и, в то же время, поет чистоту, неподвластность
«златоглавого Китежа» злым силам, азиатскому мороку насилия и
деспотизма.
Талант Петровых проявился в оживлении, обогащении элементарных
категорий душевной жизни: ненависть, нежность, правда... Поэзия
Петровых, тематически небогатая, лишенная изощренности, возвращала к
библейской простоте понятий, усложненных, а то и вовсе сброшенных со
счетов культурой Серебряного века. В лирике Петровых обновилась
выразительность многих образов: стихии – «влюбленные в человека силы»,
ненависть – пустыня, поэт – затворник «неприютной норы», в которой лишь
«корма и вода, и созвездий полночное чудо». А.Тарковский называл тайной
поэзии Петровых тайну «обогащенного слова»: «На первый взгляд, язык
поэзии Марии Петровых – обычный литературный русский язык. Делает его
чудом в ряду большой нашей поэзии способность к особому словосочетанию,
свободному от чьих бы то ни было влияний. У нее слова загораются одно от
другого, соседнего, и свету их нет конца».
В стихотворении 1958 Петровых писала о «сложной правде» и «простой лжи»: Какая во лжи простота / Как с нею легко / А правда совсем не проста / Она далеко. Принцип «сложной правды» в полной мере реализуется в поэзии Петровых, насыщающей интенсивным смыслом обиходные понятия.
Умерла М. Петровых 1 июля 1979 в Москве.
Средневековье (читая армянскую лирику)
Я человек средневековья, Я рыцарь, я монах; Пылаю гневом и любовью В молитвах и боях.
Цвет белый не смешаю с черным. Задуй мою свечу - Я взором жарким и упорным Их всюду различу.
И я потребую отмщенья За то, что здесь темно. Да, я монах, но всепрощенье Мне чуждо и смешно.
Я пред крестом творю молитву В мерцании свечи И на коне кидаюсь в битву С врагом скрестить мечи. Весна в детстве
Вешний грач по свежей пашне Ходит с важностью всегдашней, Ходит чинно взад- вперед. Нету птицы богомольней, Звон услышав колокольный, Не спеша поклоны бьет. Строгий звон великопостный Понимает грач серьезный, Первым встретил ледоход, Первым видел половодье, Пост Великий на исходе, Все меняется в природе, И всему свой черед…
В самый светлый день весенний, В день Христова Воскресенья, С церкви Зимнего Николы Разольется звон веселый И с пяти церквей в ответ То ли звон, то ли свет. Старший колокол - для фона: Звук тяжелый и густой В день веселый, день святой Оттеняет перезвоны Молодых колоколов. Солнце синий воздух плавит, Жарким блеском праздник славит На крестах куполов.
И щебечут в поднебесье Малые колокола, - Светлый день! Христос воскресе! Всемогущему хвала!- То в распеве всей гурьбой, То вразброд, наперебой - Славят первый день пасхальный, Бестревожный, беспечальный.
Этот день впереди, А пока погляди, Как под звон великопостный Ходит пашней грач серьезный, Ходит чинно взад - вперед, Не спеша поклоны бьет.
*** Уж лучше бы мне череп раскроили, Как той страхе, - в кухне, топором, Или ножом пырнули, или, или… А этих мук не описать пером. Я замерла, сама с собой в разлуке, Тоска молчит, тоска мычит без слов. За что мне, Господи, такие муки! Убил бы сразу и делов. О Господи мой Боже, не напрасно Правдивой создал ты меня и ясной И с детства научил меня слагать Слова… Какую даровал усладу! И вот с немой тоскою нету сладу. Ты прав. Я за грехи достойна аду, Но смилуйся, верни мне благодать!
* * * Подумай, разве в этом дело, Что ты судьбы не одолела, Не воплотилась до конца, Иль будто и не воплотилась, Звездой падучею скатилась, Пропав без вести, без венца? Не верь, что ты в служеньи щедром Развеялась, как пыль под ветром. Не пыль - цветочная пыльца!
Не зря, не даром все прошло. Не зря, не даром ты сгорела, Коль сердца твоего тепло Чужую боль превозмогло, Чужое сердце отогрело. Вообрази - тебя уж нет, Как бы и вовсе не бывало, Но светится твой тайный след В иных сердцах... Иль это мало - В живых сердцах оставить свет? 1967
* * * Что делать! Душа у меня обнищала И прочь ускользнула. Я что-то кому-то наобещала И всех обманула. Но я не нарочно, а так уж случилось, И жизнь на исходе. Что делать! Душа от меня отлучилась Гулять на свободе. И где она бродит? Кого повстречала? Чему удивилась?.. А мне без нее не припомнить начала, Начало забылось. 1967
* * * Одна на свете благодать - Отдать себя, забыть, отдать И уничтожиться бесследно. Один на свете путь победный - Жить как бегущая вода: Светла, беспечна, молода, Она теснит волну волною И пребывает без труда Все той же и всегда иною, Животворящею всегда. 1967
* * * Сердцу ненавидеть непривычно, Сердцу ненавидеть несподручно, Ненависть глуха, косноязычна. До чего с тобой, старуха, скучно!
Видишь зорко, да ведь мало толку В этом зренье хищном и подробном В стоге сена выглядишь иголку, Стены размыкаешь взором злобным.
Ты права, во всем права, но этой Правотой меня уж не обманешь,- С ней глаза отводятся от света, С ней сама вот-вот старухой станешь.
Надоела. Ох, как надоела. Колоти хоть в колокол набатный,- Не услышу. Сердце отболело, Не проймешь. Отчаливай обратно.
Тот, кто подослал тебя, старуху... Чтоб о нем ни слова, ни полслова, Чтоб о нем ни слуху и ни духу. Знать не знаю. Не было такого.
Не было, и нету, и не будет. Ныне, и по всякий день, и присно. Даже ненавидеть не принудит, Даже ненавидеть ненавистно. 1967
Мария Петровых. Мгновенья воздуха. - М.: Зеркало- М, 1998.
