Можно ли заставить не любящих людей  писать о любви? Можно ли не привязанного к месту своего рождения, заставить писать о Родине? Можно ли от не интересующегося жизнью общества, требовать гражданских стихов? И, разве это не аксиома: о чем бы мы ни писали, в конечном итоге  пишем  о себе?
Какими критериями мы руководствуемся при оценке произведений? Художественной ценностью, образностью, поэтичностью, или в первую очередь обращаем внимание на содержание?
Уверена, что если мы не приемлем содержания, если оно противоречит нашим взглядам, убеждениям, если оно нам непонятно, никакая образность или высокое художественное мастерство не помогут. Мы отвергнем прочитанное, потому что не согласны, или потому, что не поняли, чем озабочен автор. Мы не испытываем таких же чувств, у нас при прочтении не дрогнула ни одна струна души. И здесь не помогут ни образность, ни художественное мастерство писателя.
Желает ли пишущий  человек быть полезным обществу? И что именно является этой полезностью? Для одних – это патриотизм, для других – воспевание чувственной любви, для третьих – любовь к Богу. Можем ли мы расставлять приоритеты, решать что важнее? И нужно ли автору быть полезным кому-то? Что движет тем, кто пишет? Думаю, что в первую очередь – это желание творить. Мы созданы по образу и подобию Бога. Человек – это единственное существо, наделенное способностью, которой обладают только он и его Творец. Даже Ангелы не имеют этой способности.
На втором месте – желание признания. И это не абстрактная потребность быть полезным обществу в целом, по большому счету, индивиду плевать на абстракцию. Им движет желание найти отклик, в чьей-то душе, найти человека, переживающего подобно ему самому. И эта потребность не что иное,  как сближение человека с его Творцом. Бог ищет поклонников в духе и истине. Писатель нуждается в откликах родственных душ.
Никто не делается мастером слова за один день. Все мы учимся друг у друга. Кто-то становится нашим учителем. Вот тут то и возникает опасность изменить самому себе, оставаясь под влиянием тех, кто помог тебе возрасти. Избирать ли темы, приемлемые для большинства, чтобы «принести пользу»? Стремиться к признанию в среде собратьев по перу, учитывать вкусы и пристрастия общества, или прислушиваться к своему сердцу? Как велико, порой, желание наших учителей наставить нас на «путь истинный». Они готовы прибегнуть к любым мерам. Это и напоминание о том, кому ты «должен», и определение твоего творчества в разряд «низших», вплоть до полного игнора. Что движет собратьями по перу? Желание помочь? Радение о пользе? А, может быть,  отсутствие духовности? Как часто мастерству сопутствует пустота. Нет ничего в душе, нечего автору сказать этому миру.
Те, кто не выдерживают давления, приспосабливаются, теряя индивидуальность. Теперь они как все, они заслужили, чтобы их гладили по головке. Предательство самого себя ради признания, или одиночество? Я выбираю быть белой вороной. Разве не вечность, в конечном итоге, рассудит, что же действительно было для общества полезным?

"Если хочешь говорить о Боге, — пишет св. Василий Великий, — отрешись от своего тела и телесных чувств, оставь землю, оставь море и сделай, чтобы воздух был ниже тебя. Минуй времена года, их чинный порядок, украшения земли, стань выше эфира, пройди звезды, их благолепие, величину, пользу, какую они доставляют целому, благоустройство, светлость, положение, движение и то, сколько они имеют между собой связи и расстояния. Миновав все это умом, обойди небо и, став выше его, одною мыслью обозри тамошние красоты: пренебрегая воинства Ангелов, начальства Архангелов, славу Господств,  председания Престолов, Силы, Начала, Власти. Миновав их всех, оставив ниже своих помышлений всю тварь, возведя ум за пределы сего, представь в мысли Божие естество, неподвижное, непревратное, неизменное, бесстрастное, простое, несложное, нераздельное, свет неприступный, силу неизреченную, величину беспредельную, славу лучезарную, доброту вожделенную, красоту неизмеримую, которая сильно поражает уязвленную душу, но не может по достоинству изображена быть словом.”

И, тем не менее,  издревле, люди пишут о Боге, посвящают Ему  стихи.

«  Ориген утверждал, что говорить о Боге всегда опасно. Действительно,
все, что мы ни скажем о Нем, сразу оказывается жалким в сравнении с
тем, чем Он является. Поэтому мы и боимся, что высказанные нами
суждения скроют Его от нас, вместо того чтобы приблизить, и станут
скорее препятствием, нежели помощью. Поэтому, чтобы мы ни сказали,
сразу возникает желание это отрицать. Все, что мы скажем о Нем,
истинно, и в то же время ничто из этого не истинно. Ибо Он есть то,
что мы о нем говорим, и, однако, не есть. Он, как сказал Ареопа-гит,
есть все, что существует, и ничто из того, что существует.

     А надо ли вообще говорить о Боге? Ведь, хотя Он всегда остается
неизвестным, Он все же, как это ни парадоксально, известен хорошо.
Почему мы должны рассуждать так, как если бы мы знали Его лучше
других, тогда как все Его знают. Ибо нет ничего более известного, чем
Бог. Нет ничего, что занимало бы столько места в жизни даже тех, кто
Его отрицают или полагают, что не знают Его. Эммануэль Бель сказал ,
что он никогда не встречал атеистов, но только людей, которые веруют в
Бога, не зная точно, во что они веруют. Таким образом, не есть ли Бог
самое известное и самое неизвестное? Быть может, дитя познало Его еще
до встречи со своей матерью, а величайшие мистики Его еще не познали.

     Если можно все же говорить о Боге, то это потому, что Бог говорил
сам о себе. Как сказал Барт, "Только Бог говорит о Боге".   Он говорил
и говорит всем людям посредством творения, которое есть Его дело, и
посредством ума, который есть Его образ. Затем Он говорил через своих
пророков. Наконец, Он говорил через своего Сына. И это один и тот же
Бог, Который открывался язычникам и философам, иудеям и христианам».