Настоящая фамилия Вагенгейм, русский писатель. Родился 4
(16) апреля 1899 в Петербурге в семье жандармского офицера из обрусевших
немцев. В 1917 окончил знаменитую своим демократизмом частную гимназию
Гуревича. Поступил на юридический факультет Петроградского университета,
откуда сразу же был призван в Красную Армию. Воевал на польском фронте и
за Уралом. В 1921 вернулся в Петроград и поступил в Институт истории
искусств, поскольку в университете его не восстановили из-за
непролетарского происхождения.
Еще гимназистом Вагинов начал писать стихи – как он
впоследствии вспоминал, под влиянием Цветов зла Ш.Бодлера. Большое
влияние оказало на него также творчество русских символистов – как
поэтов, так и художников объединения «Мир искусства». В 1921–1922
Вагинов, по его собственному признанию, «состоял почти во всех
поэтических объединениях Петрограда», посещал занятия литературной
студии при Доме искусств, которые вел Н.Гумилев, и был принят в
гумилевский «Цех поэтов». По воспоминаниям поэтессы И.Наппельбаум, стихи
Вагинова, который был «самый маленький, самый худенький, с самым слабым
голосом, самый «не такой», но сразу выразителен и значим», производили
огромное впечатление: «Когда вставал и начинал читать – появлялся новый
мир, ни с кем и ни с чем не сравнимый и волнующий... все слушали и
давали уводить себя в этот призрачный, пригрезившийся поэту мир. Наш
Мэтр, с ясным как небосклон мировоззрением, с зеркальной эстетикой, он
замирал и, не противясь, входил в призрачный сад поэзии Константина Вагинова».
В 1921 Вагинов вместе с поэтами Н.Тихоновым и
С.Колбасьевым вступил в литературную группу «Островитяне», творчески
связанную с «Серапионовыми братьями». «Островитяне» не выступали с
однозначными литературными манифестами, стремились к объединению
различных творческих индивидуальностей. В групповом сборнике, вышедшем в
1921 тиражом 20 экземпляров, состоялась первая публикация стихов
Вагинова. Вагинов входил также в группу «Кольцо поэтов им. К.Фофанова»,
выпустившую его первую самостоятельную поэтическую книгу Путешествие в
Хаос (1921). Кроме того, был участником группы эмоционалистов во главе с
М.Кузминым, посещал объединение молодых поэтов «Звучащая раковина»,
бывал на собраниях пролетарских поэтов.
В 1922 Вагинов подготовил к печати поэтическую книгу
Петербургские ночи и прозаическую – Монастырь Господа нашего Аполлона,
но отдельные издания не были осуществлены по материальным причинам.
Печатал свои стихи в различных поэтических альманахах, а в 1926 выпустил
небольшой стихотворный сборник без названия.
Одним из главных образов его поэтического творчества был
образ Петербурга. Вагинов сравнивал Петроград времен военного коммунизма
с любимым им Древним Римом времени упадка. Это сравнение отразилось и в
романе Козлиная песнь (1928). Герой романа, Неизвестный поэт, образ
которого во многом автобиографичен, видит превращение Петрограда в Рим
так ясно, как если бы это происходило в действительности, и пытается
понять смысл этого видения: «...Нева превратилась в Тибр, по садам
Нерона, по Эсквилинскому кладбищу мы блуждали, окруженные мутными
глазами Приапа. Я видел новых христиан, кто будут они? Я видел дьяконов,
раздатчиков хлебов, я видел неясные толпы, разбивающие кумиры. Как ты
думаешь, что это значит, что это значит?»
Лирика Вагинова вызвала интерес и одобрение Г.Адамовича,
В.Брюсова, В.Ходасевича. Все они отмечали необычность его эпитетов и
метафор, тонкое введение в современные стихи античных образов и
пантеистическое мировоззрение. Причудливая ассоциативность его стихов
давала критикам основание сравнивать их с поэзией О.Мандельштама. Сам
Вагинов называл себя «поэтом трагической забавы».
Умолкнет ли проклятая шарманка? И скоро ль в розах, белых и пречистых, Наш милый брат среди дорог лучистых Пройдет с сестрою нашей обезьянкой?
Не знаю я … Пути Господни святы, В телах же наших - бубенцы, не души. Стенать я буду с каждым годом глуше: Я так люблю Спасителя стигматы!
И через год не оскорблю ни ветра, Ни в поле рожь, ни в доме водоема, Ни сердца девушки знакомой, Ни светлого, классического метра…
-------------------------------------------------------------- Палец мой сияет звездой Вифлеема В нем раскинулся сад, и ручей благовонный звенит, И вошел Иисус, и под смоквой плакучею дремлет И на эллинской лире унылые песни твердит.
Обошел осторожно я дом, обреченный паденью, Отошел на двенадцать неровных, негулких шагов И пошел по Сенной слушать звездное тленье Над застывшей водой чернокудрых снегов. ---------------------------------------------------------------- Усталость в теле бродит плоскостями, На каждой плоскости упавшая звезда. Мой вырождающийся друг, двухпалый Митя, Нас не омоет Новый Иордан. И вспомнил Назарет и смуглого Исуса, Кусок зари у Иудейских гор. И пальцы круглые тяжелые как бусы И твой обвернутый вкруг подбородка взор. Мои слегка потрескивают ноги, Звенят глаза браслетами в ночи, И весь иду здоровый и убогий, Где ломаные млеют кирпичи. Погладил камень и сказал спокойно: Спи, брат, не млей, к тщете не вожделей. Творить себе кумир из человека недостойно, Расти травой тысячелетних дней.
---------------------------------------------------------- Одно неровное мгновенье Под ровным оком бытия Свершаю путь я по пустыне, Где искушает скорбь меня. В шатрах скользящих свет не гаснет, И от зари и до зари Венчаюсь скорбью, и прощаюсь, И вновь венчаюсь до зари. Как будто скорбь владеет мною, Махнет платком - и я у ног, И чувствую: за поцелуй единый Я первородством пренебрег.
---------------------------------------------- В аду прекрасные селенья И души не мертвы. Но бестолковому движенью Они обречены.
Они хотят обнять друг друга Поговорить… Но вместо ласк - посмотрят тупо И ну грубить.