Поэзия явилась с неба –
так, по крайней мере, утверждают. Поэт является из недр себе подобных – в
этом никто еще не успел усомниться. Между столь различными формами
прибытия на Землю ею самой и ее минутным обладателем, несомненно, ляжет
противоречие. Противоречие, оставляющее свой оттиск не только на
отношениях между ними, но и на существовании каждого из них.
Мое существование, начавшись по адресу: Москва, 1980, несколько лет
протекало спокойно. Если поэзия и дает что-нибудь нам – то эти несколько
лет в начале, смешивая предисловие к Себе с противостоянием от Себя же.
Возможность оценить такой подарок представляется позже, уже после
столкновения. Ибо наконец понимаешь, насколько важно иметь позади себя
время, о котором необязательно помнить. Это облегчает судьбу поэта
потому, что его судьба постоянно находится на пределе памяти, у ее края –
там, где она переходит в предвидение. Чувство души, для которой предел,
край, агония – нормальные и естественные состояния, составляет сущность
поэта. Обычно его называют шестым.
1996
Екклезиаст
Я лежу на диване. Передо мной Стол,
покрытый бумажною белизной В декабре. Но единственная белизна За
окном - это цвет моего окна. За окном - декабрь. А за ним - январь. Птицы
движутся, время стоит. Календарь Разминулся со снегом, застрял в
пути. Или некуда больше ему идти. Из рта навсегда вылетает речь, И
покой наш уже ни к чему стеречь. Сняв халат, удаляются от одра, Охладевшим
надеясь найти с утра. Снега нет. Нам нельзя потерять тепло: Мы
испортимся. Будто бы бьет в стекло Постоялец - и видит еду, ночлег. Мы
не можем открыть, нам не нужен снег. Мы уверены: это стучится он, Не
оставив следа от голов и крон, Все, помимо себя, заменив собой - Как
умели лишь мы, и никто другой. Мы в снегу. Если Бог попадет в метель
- Философия сгинет. И как постель Будет выглядеть Рай (или Ад -
как знать, Коли смерть занесло, и не нам умирать). После снега уже
не мозги его Объяснят: что есть серое вещество, Как не сам он?
Под силу понять ежу. Снега нет. Небо счастливо. Я лежу.
Нагорная проповедь
Спаситель не знает ни имени, ни села, А
значит - не может судить, и твоя взяла. Лицо, и одежда, и ступни при
всех пяти - Достойны руки принуждающего идти, Судящегося и
бьющего: он не тать, Поскольку берет только то, что ты рад отдать, - Не
больше. Но если от Бога бежать - беги От поприщ, одежды, и левой
своей щеки.
Ной
Одиночества нет. Лишь сознание смерти других, Или
собственной - это для вас одинаково плоско. Только Бог и остался,
оставленный мозгом, - как штрих Для себя: чтоб не крикнуть про землю
на этой полоске. Память знает о времени то, что не видит в окне, Но
успела прочесть между «здравствуй» и брошенной трубкой. «После нас -
хоть потоп», как заметили те, что на дне. Как заметит душа,
возвращаясь обратно голубкой.
ПРОРОК
К двадцати Алкивиад постарел. Только
двадцать! А стало привычно, Что из рук наконечники стрел Ускользают
без воли; и бычья
Непроворная шея, слегка Уступив,
распрямляется снова; И ладонь, не смиряя быка, Треплет губы для
кашля и слова.
Но не этим ты даже смущен, А сознаньем, что
глаз, будто воин, В мире глубже других опущен, Ниже всех - и на
дне успокоен.
Конь невнятен до стука колес, И орла не
приметишь до срока - Будто видеть за вычетом слез, Толща моря
препятствует оку.
Будто пеной и волнами дом Отстранен от
деревни в засуху. И собрат, различимый с трудом, Говорит
непривычное слуху -
Непонятным твердит языком, Уважительно
встав за порогом, С сыновьями и медью кругом: «На колени пред
старцем пророком!»
ОТКРОВЕНИЕ
Для второго пришествия день Не настал и,
боюсь, не настанет, Ибо если ума не достанет У богов - то займут у
людей И отсрочат прибытие. Дом Слишком стар, чтобы вынести гостя. Дело
вовсе не в старческой злости И не в злости наследника: в том, Что
излишний, как только войдет, Будет смешан с другими в прихожей. Стариковское
зренье похоже На обойный рисунок, и ждет Лишь момента, чтоб
дернуть за шнур, Включающий люстру. Кто б ни был Ты, сулящий
убыток и прибыль - Ты, отчаявшись, выйдешь понур: Не замечен, не
узнан, не принят, Не обласкан и им не отринут - Ты уйдешь. Этот
путь на сей раз Не отыщет евангельских фраз.
ОТ МИССИОНЕРА
Государь и отец. Твой народ от тебя отвык. Ворожат,
соблюденье поста возмещают свинством. И язык им подстать: то ли
веруют в постовых Или в рака с горы, то ли Господа кличут свистом. Их
поля ненавидят лишь их, а не твой режим. Твоих методов, мудрый, по
сану я не приемлю, Но мне кажется часто: они бы сумели жить, Только
если мы сгинем, навечно оставив землю. Не прошу о деньгах: и без них
меня здесь убьют. Через день или месяц - не знаю, но мне не важно. Я
бы только хоте, чтобы ты мне нашел приют Среди этой земли, если
вновь она станет ваша. Чтоб я верил тебе - приходи в этой край войной Только
после меня: так нам будет верней и проще. Ты не любишь людей, ну а
смерть обсудить со мной - Не спеши, ибо смерть, слава богу, проворней
прочих.
